Вышла в свет книга «Волки» Сергея Санхядова. Это автобиографическая публицистика, история о том, как человек обретает свои корни, свой язык и культуру. И на самом деле автор, делавший успешную карьеру в Москве, вернулся в Улан-Удэ и выучил бурятский язык. Прецедент совершенно не характерный для современных бурят, и мы попробуем разобраться в нём. Почему?

– В течение того времени, что я работал в Москве, моя семья жила в Улан-Удэ, поскольку я не настаивал на том, чтобы жена и дочь переехали ко мне. Ведь именно за 5000 километров от родной республики я в какой-то момент остро почувствовал необходимость не отрываться от своих корней, изучить родной язык и передать своим детям понимание того, кто они и кем были их предки. Понятно, что, живя в Москве, сделать это было бы очень сложно.

– К бурятскому языку вы обратились уже будучи взрослым, что послужило побудительным мотивом?

– Достигнув сорокалетнего возраста и поняв, что то, чего я добился, не приносит мне настоящего внутреннего удовлетворения, я понял, что упустил что-то очень важное. То, без чего внешний жизненный успех – это замок, построенный на песке. Образно говоря, если корни не питают дерево, то оно рано или поздно засохнет, каким бы цветущим оно не выглядело сегодня. Для человека корни – это его народ и культура, около 80% которой составляет родной язык.

– Москва – это центр межэтнических контактов и насколько там принято позиционировать свою национальную принадлежность?

– Скорее там принято не позиционировать, а подтверждать свою национальную принадлежность. В первую очередь, естественно, знанием родного языка.

В своей книге я пишу о том, что в Москве все представители различных национальностей говорят на родном языке. И каждый из них заметно теряет уважение к собеседнику, узнав, что он не владеет своим языком.

В таких ситуациях мне вспоминалась история о том, как на встрече с арабскими партнёрами американский бизнесмен упомянул о своём визите к родителям в дом престарелых. После этого арабская сторона прекратила всякие контакты с американцем. Разве можно доверять человеку, который сдал собственных родителей в дом престарелых, какие бы материальные условия там ни были созданы?

А можно доверять человеку, который годами учил русский, английский, немецкий, но не удосужился научиться разговаривать на родном языке? В Бурятии по известным причинам такой вопрос не стоит, но за пределами республики это является явным свидетельством духовной неполноценности.

– Где и как учились родному языку? Насколько он востребован в вашей повседневной жизни?

– Сначала я понял, что по сравнению с перспективой стать первым представителем своего рода, который может умереть, не познав родного языка и не передав его своим детям, любые ориентиры жизненного успеха выглядят ничтожными. После этого для меня перестал существовать вопрос востребованности бурятского языка. В конце концов, языковую среду формируют сами члены общества.

Тогда я вспомнил о проекте «Буряадаар дуугараял» с Жаргалом Бадагаровым. С его помощью мне удалось постичь необходимые грамматические основы родного языка. Когда же я вернулся в Бурятию, то мне повезло в том, что известный педагог и человек, не равнодушный к судьбе родного языка Оксана Александровна Дареева согласилась давать мне уроки. Она же, несмотря на плотный рабочий график, прочитала черновик моей книги и дала несколько полезных рекомендаций.

– Знание языка изменило вас?

– Отвечу на этот вопрос словами классика: «Сколько языков ты знаешь, столько раз ты – человек». Когда человек говорит на иностранном языке, то перестраивается на восприятие мира своим собеседником. По своему опыту знаю, что, разговаривая, к примеру, по-английски, человек невольно начинает примерять на себя мировоззрение собеседника и рассматривать обсуждаемое с позиции западного менталитета.

Когда же я стал говорить по-бурятски, то заметно по-другому начал, к примеру, относиться к старшим, а к родителям тем более. Из этого опыта я сделал вывод о том, что, если человек не говорит и не пытается говорить на родном языке, значит, он не может даже на время почувствовать в бурятском теле бурятский дух.

К примеру, как и подавляющее большинство моих сверстников, с детства я разговаривал с родителями на русском языке. Уже после 40 лет, пополнив свои знания бурятского языка, я стал стараться изъясняться хотя бы по самым простым вопросам со своими родителями на родном языке. При этом я заметил, что ранее привычное обращение к родителям на «ты» вызывает у меня внутренний дискомфорт.

После этого у меня появилось новое едва уловимое чувство. Стала налаживаться ранее отсутствовавшая тонкая духовная связь с родителями, не имеющая ничего общего с привычной с детства типичной моделью взаимодействия «родители – дети». Постепенно стало приходить понимание, а также внутренняя поддержка того явления, что практически в каждой бурятской песне есть слова благодарности матери и отцу. Как будто стена, ранее отделявшая меня от этого понимания, стала понемногу разрушаться.

Тогда я понял, что в почитании родителей, в уважительной дистанции с ними предками заложена гарантия сохранения определённого уровня нравственности. Человек, который не способен ограничивать свои желания при родителях, гарантированно не сможет делать этого в обществе. Чем больше процент таких людей в обществе, тем больше у него шансов превратиться в общество потребителей. Есть, конечно, вариант того, что в обществе найдутся люди, перед которыми человек не осмелится делать то, что он позволяет себе при родителях, но это сам по себе показатель деградации и человека, и семьи, и общества.

– Вслед за языком, что вы познаёте, имеется в виду сугубо национальное?

– Я бы сказал, что познаю много нового, полезного и интересного не вслед, а вместе с языком. В первую очередь в вопросах отношения к жизни. Ведь язык – это не просто способ коммуникации, как мы привыкли себе представлять, это способ мировосприятия. Чтобы эта мысль не звучала просто как красивая фраза, приведу пару примеров.

Когда в бурятско-русском словаре К.М. Черемисова я нашел поговорку «Н\гэл буян хоер аха д\\», то осознал, что мы не ценим то, что имеем. Такая поговорка могла родиться только внутри народа, обладающего диалектическим мировоззрением, в котором способны объединяться противоположности, не совместимые для привычного человеческого сознания.

Тогда я вспомнил о том, что ещё в поколении моих родителей детям специально давали неблагозвучные имена. Мой дед, когда обращался к внукам, говорил «Минии муури». Принято считать, что такое «неласковое» на внешнем уровне обращение имело своей целью дезориентировать некую «нечистую силу». На мой взгляд, это слишком упрощённое понимание, далёкое от первичного смысла.

Наши диалектически мыслившие предки знали универсальные законы Вселенной, в том числе следующий: «То, к чему человек слишком сильно привязывается, у него отнимается». Соответственно, для того, чтобы сохранить главное богатство человека – его детей, нужно хотя бы на внешнем уровне от него отстраняться.

– Ваша книга достаточно многоплановая, но прежде всего это духовные поиски? Ваши духовные поиски?

– Да, когда мне удалось найти для себя ответы на глобальные вопросы, возникла идея поделиться ими. Так появилась книга «Волки».

– Кто её читатель, по-вашему?

– Как вы справедливо отметили, книга многоплановая, поэтому выделить какую-либо социальную группу в этом смысле непросто. Отзывы на книгу поступают от представителей самых разных возрастов и взглядов на жизнь. Могу лишь сказать, что убеждённым прагматикам и атеистам она вряд ли будет интересна.

Беседовал Александр Макачкеев